- ноябрь 01, 2025

Вы также можете посмотреть видеоверсию этого интервью, она опубликована на нашем YouTube-канале.
— На брифинге в СЦК на некоторые вопросы вы немного агрессировали. Со стороны казалось, что они выводили вас из себя. Почему?
— Я не агрессировал. Просто некоторые вопросы были заданы из-за недостатка информации о ситуации. Прошу прощения, если ответил слишком эмоционально.
— Можно сказать, что это отголоски вашей многолетней работы в силовых структурах?
— Возможно. Я начал свою карьеру следователем прокуратуры ещё в советское время.
Учителя всегда говорили, что должны быть фактические данные для предъявления претензий.
Безосновательные обвинения — это голословность. Каждый может критиковать, сидя на диване.
Поэтому, если мы предъявляем какие-то претензии, мы всегда должны их обосновывать. Пустые претензии занимают время и моё, и их. Я предпочитаю конкретику. Иногда я смотрю не на процесс, а на результат.
Я живой человек, который что-то делает. Но когда вашу работу не видят, это расстраивает.
— А вас это обижает?
— Нет, не обижает. Я просто хочу объективности. Я знаю, что много ещё предстоит сделать. Каждая работа должна быть оценена.
— Вы были прокурором, борцом с коррупцией, министром внутренних дел. Теперь вы аким. У вас получилась очень необычная карьера. Где ещё мы можем завтра вас увидеть?
— Где пригожусь для общества и Главы государства — там и буду служить. Здесь важна координация: необходимо контролировать и принимать смелые решения.
— С чем вы связываете своё назначение именно в Акмолинскую область?
— Это предложение Главы государства — возглавить область и быть представителем Президента.
— А можем вернуться в тот день, когда вас назначили акимом? Как вы это помните?
— Это не было решено в один день.
— То есть вы знали заранее?
— Да, конечно.
— А как это происходило?
— Было предварительное предложение и беседа с Главой государства. У меня были сомнения, но Президент сказал:
"Для руководителя при хорошем подходе всё возможно. Мне нужны организаторы, которые могут посмотреть на работу свежим взглядом".
Я, как солдат, принял это предложение. Да, у меня были сомнения.
— Я пыталась найти ваш личный аккаунт в "Инстаграме". Но не нашла. Я так понимаю, социальные сети вы не ведёте?
— Я получаю информацию.
— Почему я об этом спрашиваю? Когда вводишь ваше имя в поисковик, то одним из первых выходит видео: на открытии спорткомплекса в Зеренде вы подтянулись восемь раз. И это видео разлетелось по соцсетям. Как вам такого рода популярность и как видео комментировали ваши коллеги?
— Это было открытие первого в Казахстане объекта, построенного на незаконно выведенные средства. Я не успел подтянуться и отойти — уже через 10 минут мне говорят, что идёт видео с моими физическими упражнениями.
Мы увлекаемся сиюминутными ценностями, а не глубокими масштабами — борьба с коррупцией, возврат средств.
— Получается, вам не понравилось, что вас опубликовали?
— Моя цель была показать, что работа идёт, деньги возвращаются, на эти деньги строятся новые объекты.
— Резюмируя, вы позитивно к этому видео не относитесь?
— Нет, такого нет.
Если бы это было ради публикации, я бы подтянулся 20 раз.
— А зачем вы вообще тогда подтянулись? Какая была идея?
— Кто-то подтягивался, и кто-то сказал: "Аким, проверьте". Я так, без подготовки.
— А коллеги или начальство как-то шутили после этого видео?
— Было много комментариев и звонков от бывших коллег. Это стало поводом для общения.
— Давайте теперь поговорим про регион. Хочется начать с паводков: у вас в области дома уходили под воду. Когда пострадавшие получили новые дома и в них заехали, то стали публиковать в соцсетях видео, как трескаются стены. Почему эта проблема появилась?
— Я в курсе всех публикаций. Эти дома были построены ещё во время паводков 2019 года. Они стояли бесхозными пять лет. Я провёл проверку и назначил экспертизу. Увидел серьёзные нарушения и направил материалы в правоохранительные органы.
— То есть вы сейчас судитесь с теми, кто строил дома?
— Мы не судимся, мы их посадили.
Начальник отдела строительства и подрядчики получили восемь с половиной лет лишения свободы.
— Были ли жалобы у людей в области и помимо Атбасара?
— Каждый факт регистрируется и устраняется. Я был в домах, где жили люди до новых. Они были подтоплены и сырыми.
— Были ли какие-то проблемы именно с застройщиками?
— Погодные условия были сложные, строительство шло укороченными темпами. Но за свои средства подрядчики устраняли неполадки.
— Вы выделяете в Боровом земли под казино. Сколько новых казино появится?
— Это невозможно сказать. Мы даём возможность существовать не одному казино, сейчас одно.
— Сколько земель вы под казино выделяете?
— Я сейчас этого не могу сказать. Есть три или четыре территории.
— А как вы сами относитесь к азартным играм?
— Отрицательно, но это борьба с ветряными мельницами. Даже если казино не построим, люди играют онлайн, и это неконтролируемо.
Лучше легально играть и платить налоги.
Это дорогая деятельность: за каждый стол платятся налоги, фиксируются ставки.
— Сколько от действующего казино в бюджет приходит денег?
— Около четырёх миллиардов в год.
— А сами отдыхаете в Боровом?
— Конечно. Но это не отдых, а посещение.
— Вы знаете, сколько там стоит отдохнуть?
— Цена разная, зависит от спроса и условий. Я понимаю, что некоторые возмущаются, но нужна конкуренция.
Будут строиться новые пятизвёздочные отели, и это повлияет на конкуренцию.
— Вам не кажется, что, наоборот, если сейчас отстроим ещё отели, то это не понизит цену, а повысит?
— Если новые отели будут дороже, старые будут дешевле. Когда нет выбора, цена высокая.
— А какая стоимость отдыха?
— Мне докладывают, что можно от 20 тысяч и выше.
— Про ситуацию с сибирской язвой — были вспышки в регионе. В чём причина?
— Животное болело, и люди решили использовать мясо. Один порезался при обработке. Они долго скрывали это.
Когда его состояние ухудшилось, его госпитализировали. Все участники были обследованы.
— Что с заболевшим человеком?
— Он здоров. Смертей не было. Обнаружили очаг заражения, мясо было уничтожено.
— Ваша область в этом году — рекордсмен по сбору урожая. Но аграрии говорят, что есть проблема со сбытом. Что им делать с урожаем?
— У нас хорошая цена и спрос. Есть частные и государственные элеваторы. Не всё зерно у нас вывозится, есть кормовые виды.
— Но аграриев не устраивает цена сбыта. Что им делать?
— Это недостоверная информация. Установлена твёрдая цена закупа, которая устраивает. Самая низкая цена — 85 тысяч тенге.
Такого, что зерно осталось и гниёт, нет.
Должен работать именно хозяин на земле, который знает цену работы.
— То есть весь секрет итальянских макарон в казахстанской пшенице?
— Да, если не будет этой пшеницы, не будет таких макарон.
— В Астане в этом году были проблемы с ценами на мясо. Вы для себя, для своей семьи где покупаете мясо и какое?
— У меня родственники держат хозяйство. Я у них беру.
— 5–6 тысяч тенге за килограмм говядины, как вы считаете, это много или мало?
— Надо смотреть на доходы населения. Первая задача — увеличивать доходы.
— Какова средняя цена в вашем регионе?
— Около 4–5 тысяч на рынках. Мы проводим ярмарки, где стараемся по 3300 продавать мясо.
— В области есть вымирающие сёла. Почему так происходит и есть ли какой-то план?
— В этом году два села закрыли. Мы переселяем людей, если нет учеников.
— Но эти сёла несколько лет стоят в очереди на асфальт, на водопровод.
— Бюджет выделяется на три года, и там уже плановое распределение.
— Почему мы не меняем модель?
— В пригороде 40 процентов населения, поэтому 40 процентов бюджета уходит туда.
Это закономерный процесс развития.
— Сколько сёл может вымереть в ближайшее время?
— У нас около 40 сёл, где население менее 30 человек.
— В СМИ была история про то, как распределяются деньги. В селе Кырык на 500 человек купили спорткомплекс за 350 миллионов тенге. Для чего?
— Это не просто спортивный комплекс. Это проект, который включает дом культуры, дом творчества и спортивный блок.
Почему мы должны обделять 130 детей, если там имеется уже готовое здание?
— Неужели это настолько первая необходимость?
— Это была инфраструктура, которую жители использовали бесплатно.
— Есть стереотип, что сотрудники силовых структур снимают стресс алкоголем. Вы сами можете выпить и в каком количестве?
— Я не курю, не пью. Никогда в жизни не курил. Уже 15–17 лет не пью.
— С вашим приходом в регион сёла начали отказываться от алкоголя. Это ваша политика?
— Нет, это инициатива, которая началась, когда я был министром. Анализ показывает: где меньше спиртного, там больше порядка.
— Как это контролируют потом?
— Если село безалкогольное, там нет магазина по продаже алкоголя. Это на добровольных началах.
Общественное порицание действует на сознание людей больше, чем санкции.
— Как вы относитесь к запрету пропаганды ЛГБТ — поддерживаете или нет?
— ЛГБТ — это личное пространство, оно не запрещено, но запрещена пропаганда.
Для детей не должно быть обыденным явлением, не пропагандируй.
— В целом в вопросе ЛГБТ вы консервативны или толерантны?
— Я не сторонник этого.
— Премьер-министр пригрозил вам выводами за отставание в подготовке к отопительному сезону. Как часто вас критикуют?
— Это рабочий процесс. Иногда критика обоснована, иногда нет.
— В 2023 году у нас была авария в Степногорске. Это была моя первая боевое тревога. Я собрал экстренный штаб.
— Часто ли вас критикует премьер за работу?
— Прямой критики не было.
— Были ли выговоры в вашу сторону?
— Я получил выговор от Президента за паводки. Это было своевременно.
— А выговор помог встать в колею?
— Да, это было заслуженно. Я сам стал внимательнее к готовности гидросооружений.
Это немножко меня приземлило.
— Когда вы были главой МВД, захватили отделение Kaspi банка. Расскажите, что было в тот день?
— Это был воскресный день. Я был на тренировке, как поступил вызов, сразу выехал на место происшествия.
— Насколько сложной была ситуация?
— Ситуация была сложной. Мы не знали личность захватчика. Начали вести переговоры, и я зашёл, представился.
Он убедился в моих данных и начал со мной разговаривать.
— Вы предлагали себя взять в заложники?
— Я говорил: "Отпустите, я вам гарантирую, что вас никто не тронет".
— Вам нестрашно было в этот момент?
— У меня не было страха, была уверенность, что всё благополучно закончится.
— Вы работали с убийцами, а теперь с обычными гражданскими людьми — у вас есть специфичный подход?
— Нет, я такой же человек. Я не испытываю ненависти к преступникам. Надо понимать, что кому-то в жизни не повезло.
Всегда нужно понять человека.